Между тем кровавые побоища на арене продолжались. С все возраставшим возмущением Миламбер наблюдал за тем, как восемнадцать преступников, осужденных на смерть за кражи, убийства и поджоги, убивали и калечили друг друга острыми мечами и кинжалами, как две дюжины бойцов сражались с огромным харултом - клыкастым чудовищем, ростом своим превосходившим слона и двигавшимся с удивительным проворством. Четверо пленных, оставшихся в живых после этой отчаянной схватки, вступили затем в единоборство с пойманным специально для этих целей молодым свирепым тюном. Служители сбились с ног, унося с арены трупы, оторванные и отсеченные конечности и головы, уводя тяжелораненых и посыпая песком все новые и новые лужи крови.
К горлу Миламбера подступила тошнота. Ему стало трудно дышать. Он не мог бы сказать, что вызывало в нем большее возмущение - готовность, с какой все эти люди жертвовали своей жизнью ради услаждения собравшихся, или кровожадный восторг, во власти которого находилась толпа зрителей. Больше всего его огорчило, что Всемогущие, не исключая и Шимони с Хочокеной, вполне разделяли настроение простолюдинов, то и дело оглашавших стадион восторженными криками. В глазах обоих чародеев при каждом ударе меча или кинжала, обрывавшем чью-то жизнь, мелькала кровожадная радость.
Когда на арену вывели нескольких пленных мидкемийцев, которые должны были биться на мечах с жителями Турила, из уст его вырвалось:
- Будь прокляты ваши кровавые забавы! - Поймав на себе недоуменно-испуганные взгляды нескольких Всемогущих, он добавил, возвысив голос:
- А так-же и все, кто приходит в восторг от подобных возмутительных зрелищ!
- Потише, Миламбер, - прошептал Хочокена. - Ведь и ты - цурани. Не забывай об этом и не принимай происходящее слишком близко к сердцу. Ты не сможешь ничего изменить, а твоя несдержанность лишь повредит тебе.
- Ошибаешься! - воскликнул Миламбер, вставая со скамьи. - Я в силах изменить здесь очень многое и намерен теперь же заняться этим! Я не стану спокойно наблюдать, как мои соотечественники будут увечить и убивать турильцев, земляков моей жены!
- Миламбер, молю тебя, остановись! - вскричал Хочокена, а Шимони ухватил его за руку. Но Миламбер резким движением высвободил запястье и откинул голову назад. Перед его взором вновь возникли огненные письмена, как уже бывало прежде, во время схватки о троллями и поединка с Роландом, но теперь он умел контролировать и подчинять себе ту огромную силу, что таилась в недрах его души. Он вскинул правую руку вверх, и над ареной внезапно взметнулась молния. Она со свистом и шипением обрушилась на воинов личной гвардии Стратега, которые вывели пленных на арену. Те из солдат, кто не был убит на месте, попадали на песок оглушенные и ослепленные яркой вспышкой и раздавшимся вслед за ней ударом грома.
Взгляды ошеломленных зрителей обратились к Миламберу. Он обернулся к Хочокене и Шимони и вполголоса проговорил:
- Позаботьтесь о безопасности императора.
Всемогущие встали со своих мест и начали поспешно пробираться к трибуне, на которой стоял позолоченный трон Ичиндара. Они не могли догадаться, каковы были намерения их взбунтовавшегося собрата, но из слов его заключили, что Миламбер затевает нечто ужасное. Им следовало выполнить свой первейший долг - увести со стадиона Свет Небес. Времени терять было нельзя.
Через несколько секунд императорский трон опустел. Вместе с Ичиндаром стадион покинули и оба чародея.
- Кто осмелился нарушить ход Имперских Игр? - послышался справа, с почетной трибуны Стратега, голос Алмеко.
- Я! - ответил Миламбер, окинув гневным взглядом приземистую фигуру Стратега в белых боевых доспехах и шлеме с огромным плюмажем. - Эти кровавые побоища должны быть прекращены!
- По какому праву ты здесь распоряжаешься?! - проревел Алмеко. Жилы на его короткой шее вздулись, глаза едва не вылезли из орбит. Казалось, еще немного, н он набросится на волшебника с кулаками.
- По праву Всемогущего, - вполне овладев собой, спокойно ответил Миламбер.
Внезапно возле Алмеко появился один из нескольких преданных ему черноризцев, Хочокена и Шимони называли их "ручными"
Всемогущими Стратега.
- Ты позоришь звание Всемогущего! - пронзительно выкрикнул "ручной" маг, грозя Миламберу тощим пальцем. - Ты дерзнул оспорить приказ Стратега и тем самым посягнул на святые устои Империи!
Миламбер усмехнулся и скрестил руки на груди.
- Уж не хочешь ли ты потягаться со мной в нашем искусстве?
Стратег склонился к щуплому чародею и прорычал, кивком указывая на Миламбера.
- Убей его!
Миламбер повел головой из стороны в сторону, и внезапно тело его оказалось укрыто прозрачным мерцающим куполом. Тщетно пытался "ручной" волшебник Стратега пробить эту защитную оболочку разрядами молний и огненными стрелами. Миламбер остался неуязвим. Черноризец, бросив на него исполненный страха и ненависти взгляд, пробормотал заклинание и исчез. Миламбер поднял руки над головой, и внезапно ясное синее небо заволоклось тучами. Солнце померкло, и в наступившей тьме над трибунами стадиона прогремел гром. Но его раскаты перекрыл голос чародея:
- То, что ваши нравы оставались неизменными в течение тысячелетий, не может служить оправданием вашей возмутительной жестокости. Трепещите! Настал ваш судный час, и все вы признаны виновными!
Еще несколько черноризцев исчезли с трибун. Остальные, чье любопытство оказалось сильнее страха, продолжали напряженно следить за действиями своего собрата, дерзнувшего бросить вызов Стратегу. Среди публики произошло движение. Те, чьи места располагались близ выходов, покинули стадион, но большинство остались, по-видимому, полагая, что все происходящее является продолжением празднества, затеянного ради их услады. Многие же были настолько пьяны, что при всем желании не смогли бы сдвинуться с места.